Осенью в онлайн кинотеатре
ivi состоялась премьера
8-серийной криминальнай драмы
«ХИМЕРА»,
По сюжету которой главный герой Дима, страдающий аутизмом айтишник
из Санкт-Петербурга, погружается с головой в российский
даркнет и беспощадно борется с наркодилерами.
Эльдар Калимулини, сыгравший главную роль в сериале, рассказал,
почему эта киноистория должна быть услышана каждым
— Эльдар, ваш герой — рядовой парень, но по-своему особенный, иной. Почему именно ему судьба уготовила такое испытание?
— Мне кажется, что Дима, которого чаще называют Джус, — великий предприниматель, визионер, в чьих силах построить нечто чистое и доброе, не нарушая чьих-либо границ, не прибегая к насилию. Однако он с ним сталкивается и в какой-то момент занимает темную сторону, получая безграничную власть. Понимает, что самое главное — это бизнес, деловой подход. Дима сильный, просто потому что слабые люди не могут отдаваться идее полностью и их, увы, приходится устранять на пути, кем бы они ни были — хорошими ли, плохими по своей натуре. В случае с Димой дошло до родных, друзей, партнеров, и в какой-то момент мой герой переходит все границы дозволенного, прибегает к очень жестоким методам управления и манипулирования людьми. В его защиту скажу, что жизнь сильно обижала моего персонажа. Он искренне верил, что «иным» есть место в современном обществе, однако столкнулся с обратным. Это во всех отношениях поучительная история, определенно пробуждающая рефлексию.
— Насколько было тяжело вживаться в роль человека с аутизмом?
— Это не первый мой персонаж с особенностями развития. Когда я готовился к роли Миши в сериале «Эпидемия», также страдающего аутизмом, то досконально изучил теорию, много читал на тему синдрома Аспергера, узнал, что аутисты смотрят на мир периферийным зрением, сбоку, любят, если не ошибаюсь, желтый цвет, потому что он их успокаивает, часто повторяют одно и то же действие по несколько раз. Во время работы над ролью Джуса использовал прием задержки дыхания, характерного для таких людей. Мой герой переставал дышать в ключевых моментах сериала — таким образом он пытается отключить свои эмоции, настроиться на то, что ему нужно сделать. Метаморфозы с Джусом можно проследить и по его костюму. В начале киноистории он представляется полностью упакованным, будто в футляре: кепка, наушники, капюшон. Он ограждает себя от жестокого окружающего мира. Но постепенно Дима снимает с себя эту броню, потому что обретает другую, страшную силу.
— Съемки проходили в Санкт-Петербурге. Почему был выбран именно этот город? И какие именно локации Северной столицы мы увидим в кинокартине?
— Время, которое показано в сериале, погружает нас в 2010-е. Рынок запрещенных веществ становится менее зависим от поставок из-за рубежа, в стране налаживается производство синтетических заместителей, более опасных и токсичных. Как раз в это время начинает развиваться даркнет. Типичная дождливо-мрачная погода Петербурга, его морось, депрессивный туман и ощущение тотального беспросвета идеально «легли» на сюжет сериала. Кроме того, здесь же мы снимали второй сезон «Эпидемии», и мне повезло провести в Ленинградской области продолжительный период — с мая по август. В сентябре стартовали съемки «Химеры», и я задержался в Петербурге до декабря, застав другое настроение города. В киносериале вы увидите множество прекрасных мест Питера, узнаваемые визитные карточки города: Михайловский дворец, заброшенный особняк на Севкабеле, снимали на пляже Ласково в самый холодный день той зимы — было минус 28 градусов.
— Эльдар, за свои почти 30 лет вы сыграли множество разноплановых ролей в кино. Существуют ли для вас кинематографические или театральные табу?
— Сказать «я не буду играть маргинального персонажа» — значит избегать разговора о существующей проблеме, о которой необходимо говорить. Один из способов такого разговора — производство аудиовизуального контента, в котором будет подниматься табуированная тема, и чем острее, тем интереснее. Вызвать нужную эмоцию, резонанс в душах зрителей и есть суть актерского искусства. Иногда тебе кажется, что ты все тонко чувствуешь и передаешь публике правильный посыл, выкладываешься на 200 процентов из 100, буквально на разрыв аорты, и зрители, очевидно, должны биться в истерике. Однако ничего не происходит. Зато в другой момент тебе кажется, будто ты вообще не подключился в процесс и мог бы сделать лучше, но сцена с твоим участием производит колоссальное впечатление. Бывает, что актерам хочется прокричать важные слова, чтобы быть услышанными. И все кричат, а потом приходит другой актер, который говорит их очень спокойно, тихо, и есть во всем этом невероятная мощь. Вот я стремлюсь быть таким. И роли хочу исполнять нескучные, непошлые, играть неплоских персонажей. К подобным предложениям со стороны режиссеров открыт всегда.
— Являетесь ли вы заложником собственной внешности? В том смысле, что режиссеры всегда ищут нужный для роли типаж, и часто талант актера, не соответствующего определенным внешним критериям, остается вне поля их зрения.
— Знаете, вы правы, и я много размышлял о палитре ролей, интересных для меня. Мне кажется, что актеру-мужчине действительно много чего можно сыграть в 30—45 лет, в «игровом возрасте», как говорят. Я всячески пытаюсь добавить себе этого игрового возраста, но по-прежнему мне поступают предложения перевоплотиться в 20-летних. Поэтому понимаю, что часть драматургии мне сейчас недоступна, и не потому, что не хватает актерского мастерства. Мне не предложат сыграть мужчину, у которого два развода и трое взрослых детей, я не получу роль человека, которому достается бизнес-империя — для зрителя это будет выглядеть странно. Вот буквально еще несколько лет, и мне откроются иные персонажи. Если еще лет 5—7 подождать, то вполне смогу претендовать на благородных или не очень отцов. Мне нравится представлять себя в роли сценариста. Хочется быть как голливудская звезда, у которой целый штат сотрудников, ищущих достойные сценарии. И вот я узнаю, что где-то есть потрясающая идея, читаю наброски и произношу: «Я выкупаю этот сценарий, старик!» Затем думаю: «Эту роль должен сыграть Дэниел Редклифф». Звоню ему: «Эй, Дэнни, послушай, есть роль для тебя, дружище». Или Кириллу Кяро звоню: «Кира, есть то, что сделает новый виток в твоей карьере».
— А путешествия для вас сейчас — реальность или мечты, отложенные на потом, потому как в приоритете все же работа?
— Моя профессия часто сопряжена с командировками, но это с трудом можно назвать полноценным путешествием. Однако благодаря таким «деловым» поездкам я объездил много городов России. Из последнего — впечатлило Пушкиногорье в Псковской области, когда ты идешь и думаешь: вот здесь Александр Сергеевич родился, вот здесь он скакал на своем коне, вот именно эти пейзажи он наблюдал. А потом задаешь вопросы экскурсоводу, который парирует, что леса этого тогда вовсе не было, а вместо него были хлебные поля. Не унимаюсь, расспрашиваю дальше: «А река была?» — «Река была». — «Значит, он смотрел на реку?» — «Смотрел». — «И Савкина гора была?» — «Была». Облегченно вздыхаю с чувством полного удовлетворения — есть у нас нечто общее с Пушкиным.
— Расхожая фраза: один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома — вспомните дни, когда вы ловили себя на такой мысли?
— Наверное, недавние каникулы в Венесуэле. В ванной комнате нашего отеля было панорамное окно, из которого виднелось Карибское море. Из-за разницы в часовых поясах я рано просыпался, шел в душ на рассвете и любовался на окружающие красоты — на могучую гору, джунгли, на бескрайнее зеркало воды, на расписанное яркими красками небо. Иногда ты боишься недополучить впечатлений, переживаешь, что они не будут стоить затраченных на них денег, что надо было искать варианты для незабываемого путешествия еще более тщательно. А потом раз — и в окне в ванной ты увидел всё. Понимаешь: вот ради этого уже достаточно было лететь двенадцать часов в чартере. Или закаты в Карелии, когда солнце садится не по прямой, а по диагонали. Сумеречное время по этой причине будто бы растягивается. Увлекаешься задушевной беседой с кем-нибудь, по ощущениям 8 часов вечера, любуетесь Ладожским озером, пьете горячий травяной чай, а солнце все опускается и опускается лениво за горизонт. Опустилось. Смотришь на часы — два часа ночи! Как это, черт возьми, возможно? И так классно вдруг становится, что даже комаров размером с воробья начинаешь любить, да и их навязчивое жужжание и нахальные укусы совершенно не портят картину происходящего.
Источник - журнал
Попутчик
